— Вот вы с какого боку подбираетесь, — не слишком удивился Порехин. — Так сразу и понял. Только тут вы промазали. Я всю неделю в Москве проторчал. На выставке антиквариата в Доме художников на Крымском валу от и до. У нас там стенд был. С утра до вечера на глазах. Да и по вечерам, считай, до ночи на людях. В Тулу вернулся к похоронам. Так что заворачивайте свой подкоп в другое место… Да, впрочем, чего вам на слово? Сейчас визиток насобираю, — захотите, поспрошайте. — Он вышел в подсобку.
Заманский обескураженно закрутил лобастой головой, — надежная, казалось, ниточка оборвалась.
Лукинов, сам огорченный, сочувствующе потрепал его по плечу.
— Что ж, Григорьич, ты всё, что наметил, сделал. Даже деньги, в которые никто не верил, нашел. А то, что денежки эти оказались с убийством не связанные, так на то и версии, чтоб не все верные были, — как умел, утешил он. — Будем считать, что эту тему до донышка вычерпали.
С пачкой визиток вернулся Порехин, передал их Заманскому. Сокрушенно скривился:
— Мне, Виктор Григорьевич, без убийства позору хватит. На всю Тулу ославлюсь. Да что Тула? Вся антикварная Россия не спустит. В нашем деле многое на добром слове держится. А я, выходит, жлобом обернулся.
Резко затрезвонил мобильник в кармане Лукинова.
— Куличенок звонит! — определился следователь. — Как чувствует, если где прокол… Слушаю, Геннадий Иванович.
Через десяток секунд выражение досады на его лице сменилось нетерпением и азартом.
— Понял, понял. Буду немедленно… — Лукинов отсоединился. Зачем-то показал отключенный мобильник Заманскому. — Вот ведь какое дело. Пришла установка на Валентину Матюхину — ту, что уборщицей в салоне. Уборщица-то эта, оказывается, с высшим образованием. И самое интересное: знаешь, какое у нее основное место работы? — он выдержал интригующую паузу. — Лаборанткой в химлаборатории политеха!.. Если фосфор не оттуда, можете меня самого травануть.
Из груди Порехина вырвался тоскливый, звериный стон.
— Говори! — мгновенно насел Заманский. — Что так напугало?
Порехин слегка пришел в себя.
— Лёвка, похоже, доигрался! — объяснился он. — Он же за нее хлопотал, чтоб взять в магазин на подработку. Вот и схлопотал. Если и впрямь она Осича траванула, получается, Лёвка собственному отцу подсуропил.
— А могла? — впился в него Лукинов. Но Порехин уже окончательно оправился.
— Могла — не могла, не знаю. Напраслину возводить не стану, — хмуро отрезал он. — Только я сразу был против, чтоб ее брать. Чернавку эту грёбаную — любой подтвердит — на дух не переносил! Вроде, не урод девка. Но вечно смурная, будто монашка. Не люблю угрюмых. Смешливые, они всегда понятней. Даже если подлец с веселинкой, так и то лучше. Хоть сразу виден. А эта! Зайдет в магазин и — брр делается… — он передернул плечами. — Когда Зиновий ее с собой забрал, — такое облегчение испытал!
Он намекающе подошел к входной двери. Дождался, пока следом поднимутся визитеры.
— Кстати, насчет Лёвки, чтоб знали. Деньги эти, отцову долю, — верну по-честному. До копья! — с силой заверил он на прощанье.
Вечером Заманский подробно, не раскрывая причины интереса, порасспрашивал у Лёвушки о Валентине Матюхиной. Откуда взялась? С чего решил похлопотать за нее?
Оказалось, Матюхина — бывшая Лёвушкина однокурсница.
— Амур, поди?
Лёвушка так искренне удивился, что необходимость копать в этом направлении отпала.
— Какой там амур! Несчастная, в сущности, девчонка, — объяснился он. — Из тех, что рождены для материнства, но чаще остаются незамужними. И не сказать, чтоб с изъяном. Лицо-то, хоть мужиковатое, но правильное. Только вот неулыбчивая, нелюдимая. Однокурсников сторонилась. Ну, и ее, правда сказать, обходили. И вдруг на втором курсе забеременела, родила. Весь курс отпал. Но от кого, так и не дознались. Молчунья. Задалась целью вуз закончить, а с ребенком на руках куда? Отвезла его к родителям, под Узловую. А сама заметалась в поисках заработка. Каждую заработанную денежку — малышу. Понятно, все старались ей пособить с халтурой. Папа с дядей Петей, тогдашним компаньоном, как раз подбирали уборщицу в магазин. Я попросил за нее. Подошла. Аккуратная, честная, не нытик. Платили прилично. Прижилась. Когда папа с дядей Петей разошлись по бизнесу, папа взял ее к себе. Больше, чтоб не бросать. В салоне и так всегда вылизано было.
— А где у нее основное место работы? — как бы невзначай спросил Заманский.
— Н-не помню, — Лёвушка напрягся. — Где-то, говорили, в политехе. А вот где? Если хотите, позвоню нашим. Может, кто в курсе?
— Могла она отца отравить?
Лёвушка аж язык прикусил.
— Как это?.. Да и зачем? Ей же папа, считай, ни за что по пятьсот баксов платил. Это вроде как сук под собой рубить.
Заманский озадаченно закивал: в самом деле — зачем?
14.
На следующее утро сразу две опергруппы параллельно выехали на тульскую квартиру, неподалеку от Политехнического университета, где Валентина Матюхина снимала комнату, и в деревню Высокуши под Узловой, по адресу ее родителей.
На съемной квартире в Туле Матюхину не застали. Не нашли ее и на работе. Как выяснилось, сразу после похорон Плескача Матюхина взяла отпуск за свой счет и уехала.
Более удачливой оказалась группа, выехавшая в район Узловой. Самой Валентины в деревне Высокуши, где проживали родители и сынишка, не оказалось, — с утра уехала на станцию, в аптеку, за лекарством.
Мать Валентины утверждала, что в ночь с восьмого на девятое июня дочка гостила у них, спала в комнате вместе с ребенком. И только под утро, после внезапного ночного звонка на мобильный телефон, сказала: «Там что-то случилось», — и выехала на первой электричке в Тулу.
Водитель рейсового автобуса на Узловую, проезжающего через Высокуши, подтвердил, что Валентина Матюхина действительно изредка ездила на его автобусе до станции. Но никогда этого не было на первом, пятичасовом рейсе.
Следовательно, если Матюхина, как утверждала мать, в самом деле выехала в Тулу рано утром, то должна была воспользоваться услугами кого-то из деревенских шофёров. Чаще всего подвозил ее Иван Бакушев, бывший одноклассник по сельской школе. Он и впрямь, как оказалось, подвез старую приятельницу до станции. Но было это не девятого утром, а накануне, восьмого, в четыре вечера.
Самое же главное, — мать, не посвященная в планы Валентины, упорно настаивала на показаниях, о которых, похоже, с дочерью сговорились заранее. Зато, стремясь уверить полицейских в полной своей откровенности, в подробностях рассказывала о вещах, как ей казалось, для дочери благоприятных. О болезненном внуке, которому нужны деньги на дорогостоящие лекарства. О том, какая чудная мать ее дочь, всякую копейку несшая родителям для внука. Даже обновку на себя не купит, чтоб не тратиться. Старье донашивает. Она охотно показала одежду и обувь, что дочь держала у родителей. На обшлаге рукава мохеровой кофты и на подкладке дамской сумки обнаружили следы белого фосфора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});